Главная » Библиотека » Гражданам России » В дни, когда обнулился мир

В дни, когда обнулился мир

Я решил написать о том, что болит и не дает покоя.

Мы не каждый день задумываемся, что значит быть россиянином, принадлежать русской культуре и чувствовать с ней живую связь. Собственно, зачем часто об этом думать?

Нас — русских и россиян — могут разделять привычки, социальные роли и политические взгляды. Но есть в русской культуре то, по поводу чего мы не спорим. Это гордость за победу в большой, справедливой войне — той, которую мы называем отечественной.

Насилие сейчас совершается не только над Украиной и украинцами, но и над Россией и русскими. У меня отнимают мою идентичность, мою традицию и связь с родиной.

В моей семье, как и в миллионах других, была жива память о трагедии войны. О том, что война не может быть «хорошим» делом, но может быть — правым. Это передавалось от поколения к поколению, это самое близкое к тому, что нынешнее российское общество может называть живой традицией.

Утраченные традиции

Эта традиция бесконечно важна, потому что Россия — страна утраченных и разорванных связей между поколениями. К моменту появления той России, в которой мы сегодня живем, прямых свидетелей «старой» России не осталось.

Те, кто сам мог помнить досоветское прошлое, в большинстве ушли из жизни до распада Советского Союза. Нам достались лишь памятные даты и книги на полках. Собственность не была возвращена потомкам бывших владельцев. Эти дворцы и усадьбы — наша традиция? Нет, с ними у нас нет прямой связи — это обезличенные офисы, музеи и посольства.

Досоветские традиции — в том числе привычки, связанные с любой религиозностью, — сохранились лишь в малой доле российских семей. Открытое исповедание любой веры, помимо коммунистической, выводило человека за пределы социально приемлемого поведения, а часто представляло опасность для свободы и жизни. В юности я, как и миллионы моих сверстников, узнавал о досоветской «вере отцов» из книг, что приводило моих родителей в искренний ужас. Верой отцов без кавычек была научная картина мира и обрывки заученных советских лозунгов. Православие — наша традиция? Нет — с ним нет прямой связи. Храмы и трансляции служб по праздникам — это реконструкция.

В понимании властей коммунистического государства прошлое было «темным». Его следовало разрушить до основания, чтобы построить счастливое будущее. Многие из тех, кто не мог причислить себя к рабочим и крестьянам, вынуждены были скрывать свое происхождение, историю и традиции семьи. Те, кто после революции не мог или не хотел покинуть страну, меняли образ жизни, место жительства, а иногда и имена.

Не только дворяне, купцы, люди духовного звания, но даже крестьяне — те, кого власти во времена коллективизации причислили к «кулакам», — прятали от детей свое прошлое. Да и бедным крестьянам часто было нечего передавать следующим поколениям. Мой дед, мальчишкой бежавший из деревни в город в начале 1930-х, не любил вспоминать о деревне — там остались голод и «трудодни». Он искренне не понимал тех, кто добровольно ездил на садовые участки копать огороды. «И чего вы там забыли?» — повторял он. Сельская трудовая жизнь — наша традиция? Нет — с ней нет прямой связи.

О связи с прошлым, о том, что должно было бы передаваться от родителей к детям, в советское время говорили шепотом, не говорили вовсе или рассказывали через поколение, внукам — когда было уже не так страшно. Во многих ли российских семьях живая традиция — какая угодно — протянется дальше, чем на три-четыре поколения?

И если думать о действительно живой нити, связывающей российское общество не только горизонтально, но и вертикально, во времени, то эта нить — память о войне. Войне вынужденной, но справедливой, и потому — отечественной.

Доказательство силы

Утром 24 февраля, когда Россия начала войну, я почему-то вспоминал «Судьбу человека» — фильм Сергея Бондарчука, снятый по рассказу Михаила Шолохова в 1959 году, — вспоминал его таким, каким увидел в детстве. «Рус-Иван, выпей за нашу победу», — говорит в нем комендант лагеря, собираясь расстрелять «Ивана». «Иван» (на самом деле героя зовут Андрей Соколов) не пьет. «Тогда выпей за свою погибель». Соколов пьет. А потом говорит: «После первого стакана не закусываю». И после второго.

Война в том, детском воображении, в то время, при живых воевавших дедах, представлялась такой — без шествий с флагами, страшной, но «нашей». Не те, кто воевал, развязали войну: им было плохо, у них было отнято все, что можно было отнять. Но они (мы), «Рус-Иваны», были правы. Вклад русской культуры в мировую во многом — не во всем — стоит на этом глубоком осознании: «Война и мир», Седьмая симфония Шостаковича, «Жизнь и судьба» Гроссмана.

Война была жутким месивом, полным поражений и потерь. Но тем, кто воевал, и в голову не пришло бы кому-либо доказывать, что они — сила. Что тут доказывать? Они могли вернуться с войны без руки или ноги, но они были силой. Им не пришло бы в голову требовать к себе уважения, потому что они обладали достоинством. А человеческое достоинство нельзя ни умалить, ни отнять. Его нельзя ни купить, ни продать, оно не зависит от признания других. Комендант из фильма Бондарчука почувствовал в Андрее Соколове именно это — достоинство. Он понял, что может отнять у «Рус-Ивана» жизнь — это легче легкого, — но не сможет отнять у героя достоинство. И отпустил. Потому что достоинство может быть выше самой жизни.

Политики и пропагандисты сегодняшней России не знают и не понимают этого. Они создали культ победы, не понимая, что такой победе не нужен культ. Они не устают говорить о Второй мировой войне, о Великой Отечественной, но не понимают ни ее истоков, ни ее смысла. Все, что они делают, точнее все, что он, Путин, делает, вызвано ущербностью, озлобленностью, обидами и болезненным желанием доказать, что они — на самом деле он — сила.

Но если нужно доказывать, значит не нужно доказывать. Нужда в доказательстве возникает только тогда, когда предмет доказательства — под вопросом. Сила, которая зависит от признания других, не является неотъемлемым свойством. Если человек требует к себе уважения, значит чувствует его отсутствие.

Трагедия, которую навлек на всех развязавший войну российский президент, не только в том, что война будет стоить Украине, России и миру очень дорого. Дорого — это всего лишь цена. Цену можно и заплатить, если этой ценой приобретается что-то по-настоящему достойное («Мы за ценой не постоим»).

Трагедия в том, что люди, развязавшие войну, отнимают у нас, россиян, русских, нашу единственную живую, объединяющую всех традицию. Для России, страны утраченных и разорванных связей между поколениями, одна живая традиция — бесценна.

Для тех, кто разделяет это чувство, справедливая, а значит, Отечественная война — одна из важнейших основ идентичности.

************************

То, что Россия Путина делает сейчас с Украиной и украинцами — чудовищно, необратимо и не имеет прощения. Но насилие сейчас совершается не только над украинцами, но и над россиянами, над «Рус-Иванами».

Эта война — отечественная для Украины. Не для России. Развязавшие несправедливую, антиотечественную войну люди отнимают у меня часть моей идентичности, часть связи с родиной.

Часть, потому что совсем разорвать ее нельзя.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.