В середине 90-х годов прошлого столетия, через несколько лет после распада СССР, на Навруз моя многодетная семья перебралась на жительство из суверенного Узбекистана в Россию.
Своего жилья в новой стране у нас не было; но мы получили государственный статус вынужденных мигрантов, и по федеральному закону должны были ожидать получения жилья в течение 5 предстоящих лет (спойлер: реально этот срок составил 7,5 лет; при чём, при судебном понуждении миграционной службы).
«Мосты за собой почти все сожгли», и нужно было как-то продержаться на новом месте жительства без жилья и работы довольно длительный срок. Супруг — по образованию школьный учитель — устроился сразу на 3 работы и получил койко-место в рабочем общежитии в пригороде Калуги, где к моменту распада СССР был построен керамический завод, на который приглашали специалистов-керамиков из всех бывших республик. Моя мама, тридцать лет отработавшая старшим мастером ОТК на керамическом комбинате в Узбекистане, на переезд в Россию не согласилась: ей до пенсии по старости оставалось несколько лет; а у нас с мужем выбора не было: не было у нас под Калугой так же ни родных, ни знакомых. С этой общежитской койки мы, что называется, и «стартовали» в России.
Переезд из страны в страну стал сильным стрессом для моего супруга — уроженца юга, который никогда не жил в суровом климате севера. И надолго его сил не хватило. Умер на 10 лет раньше положенного времени; похоронен в калужском Шопино.
Ответственность за воспитание и обучение троих детей легла на мои плечи.
Поселение в пригороде Калуги состояло из двух неравных частей: заводского посёлка и примыкавшего к нему авиа-гарнизона с аэродромом Орешково, куда был передислоцирован из Германии — после распада СССР — авиаполк Западной группы советских войск.
Через 2 года старший сын закончил среднюю школу в военном городке, и поступил в военное авиационное училище в Перми / ПВАТУ — на родине предков (по моей линии).
1999 год стал дополнительно стрессовым для нашей семьи: министерство обороны РФ решило оптимизировать свои авиационные силы. Досталось «на орехи» и ПВАТУ, где сын был курсантом 3-го курса, и авиагарнизону в Орешково. Будущее сына в России стало крайне неопределённым.
Сильно обеспокоенная непонятной ситуацией с завершением обучения сына, я неожиданно увидела в областной газете «Весть» маленькое объявление внизу на третьей полосе: мол, военнослужащие, имеющие опыт службы 3 года, приглашаются калужским правительством на переподготовку в институт MIRBIS / Московская международная высшая школа бизнеса по трём направлениям: экономика, маркетинг и менеджмент за счёт средств федерального бюджета, с возможностью стажировки в Японии и вхождением в резерв гос.кадров. Так называемая «Президентская программа».
Съездила из пригорода в областную администрацию, предоставила копии документов сына, получила информацию: квоту на переобучение сына-курсанта в MIRBIS мне пообещали; и стала настаивать, чтобы сын вернулся в Калугу переобучаться на гражданскую специальность.
Но министерство обороны не собиралось отпускать сына добровольно: как я не старалась, как не пыталась; надо признать: борьбу за сына я тогда министерству РФ проиграла:
курсантов-первокурсников ПВАТУ расформировали во воинским частям проходить срочную службу (тогда срочная служба была 2 года); второкурсникам засчитали обучение в ПВТУ за срочную службу и демобилизовали. Третьекурсников отправили на переподготовку в другие военные училища (сыну выпал Омский танковый институт; а затем служба в звании лейтенанта в танковом полку на монгольской границе). А четверокурсники ПВАТУ завершали военное образование и получали дипломы в Ейском авиаучилище.
Сын всё-таки получил компенсацию; но не от меня или от мин.обороны РФ, а от Судьбы: четверть века назад он женился в Кяхте, а на следующий год родил сына Николая — моего старшего внука, ныне жителя Москвы, IT-инженера, специалиста по ИИ / AI.
Что же стало с квотой сына на обучение в MIRBIS?