Главная » Библиотека » Гражданам России » Ангрен: хроника «подбитого» города

Ангрен: хроника «подбитого» города

Первые мои впечатления о нем относятся к началу 1980-х. Я, тогда еще школьник, вместе с родителями и младшим братом, с автостанции из центра Ташкента отправился на турбазу в горах. Часа через полтора автобус пересек кварталы аккуратных и еще почти не заросших деревьями многоэтажек, и на десять минут остановился у сонного ангренского базарчика, по пути в долгожданный оазис — Янгиабад. Был полдень, улицы пустовали, все прятались от жары. Людей увидеть я не успел.

.

Ледниковый период

После долгого перерыва, двумя десятилетиями позже, по дороге в Фергану, машина, в которой я находился, прошла по главной ангренской автомагистрали. Та была обильно завешана лозунгами-растяжками с оптимистическими лозунгами на узбекском, что-то вроде «Да здравствует…». А вдоль трассы мелькали пустые девятиэтажные дома, раскрашенные в яркие зелено-синие тона, но в которых не было ни одного застекленного окна. Этим маршрутом в долину ездил сам президент, так что побелки не жалели.

Приезжать в Ангрен постоянно я стал примерно с конца 2013-го. Город был в ужасном состоянии. Всё было плохо. Большая часть европейского населения успела выехать, точнее, бежать (не стоит думать, что его где-то ждали), по сути, в никуда. Жизнь цвела, в основном, в районе разросшегося базара. Там толпился народ, что-то продавали и перепродавали, «валютчики» зазывали желающих поменять деньги, клубился дым шашлыка, в дешевых кафешках разливали «коньяк» и водку.

Дороги приходили в негодность, еще недавно многочисленные предприятия остановились. Донельзя запущенные памятники. Заброшенные девятиэтажки, куда для своих игр залезали дети. В них жили и бомжи; один раз, поднявшись, чтобы снять город сверху, я нашел шкуру съеденной собаки. А как-то, спускаясь с верхних этажей, услышал шелестящие мужской и женский голоса, при моем приближении всё стихло, а через полминуты мужчина успокаивающе произнес: «Расмчи экан» («Фотограф, оказывается»). Разрушенными оказались несколько детских садов и школ; во многих жилых домах пустовали целые подъезды.

Иногда, когда я возвращался поздно вечером, в машине с нами ехали проститутки, вызванные в Ташкент своими клиентами. Их этнический состав пропорционально соответствовал составу населения города. Всегда модно одетые, вежливые, пахнущие хорошим парфюмом; таксисты их знали.

В Ангрене царила тотальная безработица. В 2008 году, по официальным данным, её уровень составлял 30 процентов, по неофициальным же доходил до 50, о чем докладывало посольство США (депеша посла Ричарда Норланда). Но, вероятно, он был еще выше.

«В советское время, чтобы получить квартиру, надо было годами стоять в очереди, — рассказывал мне председатель одного из местных махаллинских (квартальных) комитетов. — Сюда приезжали со всего Союза. Заработная плата на промышленных предприятиях была очень высокой. Сегодня же люди порой по нескольку лет не могут продать квартиру, а цены всё падают. Двухкомнатная квартира в центре города стоит максимум 1000 долларов, в среднем же — 300-400 долларов».

1

Ангрен, 2021

Последняя доступная статистика по городскому населению относится к началу 2014-го. Тогда здесь жили 176 тысяч человек (сейчас больше). Процентов девяносто – узбеки и таджики, остальные десять – корейцы, славяне, татары и другие, по каким-то причинам не уехавшие отсюда в 1990-2000-е.

Имелись и те, что приезжали сюда подработать. Около города регулярно разбивали свой лагерь цыгане-люли, собирали пластиковые бутылки. «Вы турист, и мы туристы…»

Проблему оттока населения правительство пыталось решить своеобразно: оно разрешило переселяться в Ангрен жителям двух отдаленных регионов страны — Хорезма и Каракалпакстана. Формально — из-за плохих социально-экономических и экологических условий («зона экологического бедствия»), на неофициальном уровне высказывались предположения, что, разрешая им прописываться в Ташкентской области, власти снижают концентрацию потенциальных сепаратистов в их родных краях.

Для прописки остальных граждан Ташкент с конца 1990-х и до последнего времени был закрыт, так что Ангрен пополнялся, в основном, за счет обитателей горных поселков; став для них примерно тем же, чем была Москва для советского человека. Что естественно: молодежь не особенно горит желанием жить в суровых сельских условиях, и, если предоставляется возможность, – выбирает город, как это и происходит во всем мире. Хотя еще в конце 1950-начале 1960-х, отмечает исследователь Юлия Цыряпкина, во время индустриального развития Ангрена, существовала проблема привлечения узбекского населения в города.

И всё-таки Ангрен далеко не столица. Нет культурных учреждений (только спортивные секции), хотя в советское время их было немало. Работают разве что бильярдные и пивные. Город потерял свой промышленный и культурный уровень, на его центральных улицах и в микрорайонах пасутся коровы, овцы, козы.

Закрылись даже филиалы столичных вузов. Общетехнический филиал Ташкентского Государственного технического университета (ТашГТУ) имени Беруни, действующий с 1968 года, в 1995-м по неизвестной причине преобразовали в Ангренский Государственный технический колледж (АГТК), а Ташкентский областной Государственный педагогический института (ТОГПИ), открытый в 1967-м, в июле 2011-го, неожиданно для самого преподавательского состава, был закрыт.

Юлия Цыряпкина обращает внимание на большую проблему для русскоязычного населения Ангрена, подрастающему поколению которого негде учиться: из средне-специальных учебных заведений в городе остался лишь медицинский колледж, где только одна европейская группа (с русским языком). Она отмечает, что высшее образование в Узбекистане становится элитарным, основная часть студентов обучается на контрактной основе. То есть, учатся лишь те, чьи родители имеют возможность за это платить, что редко встретишь среди европейцев – работников промышленных предприятий, учителей, водителей и т.д. По ее мнению, именно невозможность получения высшего образования является главным фактором, толкающим русскоязычных жителей среднего возраста к эмиграции.

.

Попытки восстановления

Поскольку город создавался для разработки угольного месторождения, падение добычи угля — с начала 90-х к концу десятилетия та рухнула более чем вдвое — отразилось на его состоянии в первую очередь. И, хотя с тех пор она немного поднялась, однако до сих пор не достигла «союзного» уровня 30-летней давности.

2

Угольный разрез, 2021

Правда, неплохо обстоят дела с добычей золота. Долина реки Ангрен, склоны Чаткальского и Кураминского хребтов, образуют крупнейший золотоносный район всего Узбекистана. Золотоизвлекательная фабрика (ЗИФ), построенная в 1972 году, видимо, преуспевает, но данные по добыче драгоценного металла считаются закрытыми.

Из-за высокой безработицы здесь же оказался и один из центров нелегальной золотодобычи. Жители поселков, расположенных поблизости от карьеров и рудников, добывали золото в заброшенных карьерах и штольнях, искали и разрабатывали в горах золотоносные жилы, не забывая делиться с представителями правоохранительных органов, чтобы те прикрывали на это глаза, так как «частникам» заниматься этим не разрешалось. (О нелегальных золотоискателях Ангрена здесь и здесь). Сколько в общей сложности им удавалось добыть, подсчитать, понятное дело, невозможно.

В 2019-м власти, наконец, легализовали старательство в Узбекистане, превратившееся в отдельный вид предпринимательской деятельности, для которого даже не нужно регистрировать юридическое лицо, что, несомненно, является важным и прогрессивным шагом.

Наиболее масштабным проектом 2010-х, имеющим отношение к Ангрену, стало проведение железной дороги из Ташкента в Ферганскую долину. До этого она шла в объезд горного хребта, через территорию Таджикистана, а отношения с руководством этой страны при Каримове были плохими. В июне 2016-го состоялся официальный запуск новой дороги «Ангрен-Пап» и открытие тоннеля на перевале Камчик. Новую ветку стоимостью в 455 миллионов долларов совместно построили АО «Узбекистон темир йуллари» и китайская компания «China Railway Tunnel Group». В ходе работ были возведены шесть путепроводов и 15 железнодорожных мостов, средней высотой в 25 метров. Сегодня по этой дороге курсируют поезда из нескольких регионов страны.

На жизни самого Ангрена её появление, правда, почти не отразилось, кроме того, что дорога дала работу какому-то количеству обслуживающему ее персонала.

Основная попытка оживить экономику города была предпринята в 2012-м, когда правительство Узбекистана учредило специальную индустриальную зону «Ангрен», куда формально были включены города Ангрен, Ахангаран и населённые пункты между ними. Об её учреждении отрапортовали едва ли не все СМИ страны. Был даже создан специальный сайт, правда, сейчас он уже не работает.

Но что-то, видимо, пошло не так, поскольку в апреле 2019-го узбекистанские масс-медиа всё с тем же энтузиазмом поведали, что экономическая зона «Ангрен» передается в управление свободной экономической зоны «Инчхон», о чем было подписано соответствующее соглашение в ходе узбекско-южнокорейского бизнес-форума.

3

Ангрен, 2021

А через полтора года, в сентябре 2020-го, группа инвесторов СЭЗ «Навои» и «Ангрен» (свободная экономическая зона «Инчхон» уже не упоминалась) обратилась в редакцию издания Anhor.uz с коллективным обращением, ранее адресованным в генпрокуратуру Узбекистана, но оставшимся без ответа.

В нем отмечалось, что отсутствие коммуникации [инвесторов с властями] подрывает доверие инвесторов к Узбекистану, как к правовому государству. И сообщалось, что указом президента им были предоставлены льготы и преференции, они были освобождены от ряда налогов и таможенных платежей за оборудование, сырье, материалы и комплектующие изделия для собственных производственных нужд, но в декабре 2019-го была принята новая редакция Налогового кодекса, упраздняющая предоставленные привилегии. Инвесторы обращали внимание на целый ряд законов, а также постановления и указы президента, предусматривающие, что в течение функционирования СЭЗ «Ангрен» на ее территории действуют особый налоговый режим и таможенные льготы и в отношении зарегистрированных в ней хозяйствующих субъектов не должно применяться налоговое законодательство, ухудшающее их положение.

Однако, сетовали они, налоговые и финансовые органы не совсем правильно трактуют применение законодательных изменений на практике, в связи с чем предприятия вынуждены обратиться в Генеральную прокуратуру, чтобы, наконец, выяснить, распространяются ли предусмотренные законами льготы и преференции на участников специальной экономической зоны при изменении налогового законодательства.

Имело ли это обращение какие-то последствия, неизвестно. Редакция Anhor.uz резонно заметила: обращение предпринимателей в Генеральную прокуратуру показывает, что специальное законодательство в СЭЗ «Ангрен» трактуется налоговыми органами достаточно однобоко и если страна законодательно установила что-то, чтобы привлечь инвесторов, то она должна уважать и обеспечивать применение собственных законов.

Ну и вот недавно в Ангрене я разговорился с одним из его жителей, по специальности инженером. Он рассказал, что в целом в городе закрылось около 75 предприятий. Там, где трудились десятки тысяч человек, сейчас, в лучшем случае, десятки и сотни.

«Угольный разрез действует, но загибается, там «вскрышу» надо делать, слои земли снимать, и потом уже дальше копать, а это очень дорого; проект по «вскрыше» пока никто не поддерживает, — перечислял он. – «Узбекрезинотехника» стоит, домостроительных комбинатов было около трех штук, изготавливали рамы, двери, окна для железной дороги, химико-металлургический завод, железобетонных изделий, приборный завод, «Каолин» был, керамический комбинат был экспериментальный – две огромных территории, два цеха. Выпускали котлы газовые, газовое оборудование, для России, для газовой промышленности. Расформировали, все уехали. Свободная экономическая зона, которую очень сильно рекламировали пару лет назад, — там понаделали маленьких предприятий типа Akfa, мебельные цеха, – вот такая мелочевка, лесопилочки, где работают 3-5 человек. И всё».

Идеологические веяния

И в каримовское, и в мирзиёевское время в городе продолжались сносы по идеологическим мотивам, причем, проводились они исподтишка, никакой официальной оценки уничтожаемым памятникам не давалось. Громкий скандал произошел в марте 2015-го, когда на волне разрушения скульптурных композиций в честь солдат Второй Мировой, неофициально инициированной Исламом Каримовым (об этом здесь и здесь), был ликвидирован и подобный памятник в Ангрене, установленный в 1967 году.

Следует отметить, что он изрядно обветшал, к тому же был из бетона, начал крошиться и в 2014 году власти города провели «реставрацию», подмазав его глиной (попробовали бы он проделать это со статуей Тимуру). То есть, если бы его и убрали, объяснив горожанам, что в городе остается еще целый воинский мемориал в виде трех огромных штыков, то это не вызвало бы особой реакции. Но, по словам заместителя хокима города Ангрена Н.Назаровой, его восстановление предусматривалось программой развития города. А потом его просто снесли, по приказу тогдашнего хокима (главы администрации) Ибрагимжона Рахманова. Монумент воинам-ангренцам был заменен сооружением в виде большой коробочки хлопка с аистовым гнездом сверху.

Тихая зачистка памятников советского периода продолжилась и при втором президенте Мирзиёеве. В 2019-м в Ангрене был уничтожен памятник Юлдашу Ахунбабаеву, одному из первых руководителей Узбекской ССР, в 1940-м заложившим первый кирпич на строительстве первой угольной шахты рядом с будущим городом. За всем этим стояли «прозревшие» бывшие коммунисты и комсомольцы.

Одновременно в Ангрене возросло количество изображений Ислама Каримова, при котором этот город, собственно, и пришел в упадок. Одно из них вывесили на фасаде школы №6 буквально за несколько дней до его смерти, ради этого уничтожив красивую чеканку в виде человека, рвущегося к звездам. Другое, во всю стену четырехэтажного дома, появилось как раз напротив места, где ранее был памятник воинам-ангренцам.

Они провисели недолго: теперь в городе развешивают плакаты с президентом Мирзиёевым.

Культурная сфера

До недавнего времени неподалеку от Ангрена, на старом кладбище, оказавшемся на территории посёлка «Геолог», в административном отношении входящем в состав города, стоял единственный памятник старины в округе — мавзолей Гумбез-бобо, почти правильный куб, наполовину вросший в землю. Его купольное перекрытие и свод портала обрушились и судить о них можно было лишь по сохранившимся частям. Это был редкий памятник домонгольского периода, старейшее здание в Ташкентской области и единственная уцелевшая постройка Илака, исторического владения в долине реки Ангрен, говорится в статье, написанной для Википедии Александром Райковым.

Гумбез-бобо был описан в советский период археологом Олегом Ростовцевым, а затем обследован им совместно с искусствоведом Лией Маньковской. Памятник выделялся очень архаичными формами, в связи с чем Маньковская датировала его 11-12 веками, с оговоркой, что этот вывод необходимо дополнить археологическими методами, расчистив и обследовав основания стен.

В 2013 году объект архитектуры был включён в программу развития туризма в Ташкентской области, предусматривавшую «проведение реставрационных работ и улучшение состояния объектов культурного наследия». А в 2014-м постройка была снесена и заменена «новой» и «красивой», причем, от подлинника не осталось даже фотографий. Можно предполагать, что теперь туристы так и повалят…

Немногим ранее, в музее того же поселка «Геолог» почти полностью была разворована собранная в советское время коллекция камней и ценных образцов минералогии.

4

Ангрен, 2021

Но наиболее громкая история оказалась связана с кражей из ангренского музея картин народного художника Узбекистана Виктора Уфимцева, созданных в стиле туркестанского авангарда и футуризма; эти работы хорошо продаются на мировом арт-рынке. Уфимцев с юности жил в Узбекистане, был почетным гражданином Ангрена, и в 1963 году подарил около двухсот своих произведений галерее города. Позже к ним добавились работы других художников.

В 2015-м, после расследования, выявившего хищение десятков работ Уфимцева из Ангренского краеведческого музея, где они тогда хранились, Служба национальной безопасности Узбекистана сообщила, что некий Максим Сучилин в сговоре с директором музея Любовью Илларионовой и главным хранителем Асиёй Аглямовой в течение 2005-2011 годов занимались хищением работ Уфимцева и других известных мастеров, заменяя оригиналы подделками. В ходе следствия некоторые картины были возвращены, отдельные произведения «уплыли» в частные коллекции за рубежом.

В 2005 году большая часть собрания работ Уфимцева была сдана в фонд Государственного музея искусств Узбекистана. Перевезённые картины находятся в его запасниках. В самом Ангрене, насколько мне известно, картинной галереи уже нет.

Возмутитель спокойствия

Города – не только здания и улицы, это еще и живущие в них люди, оставляющие какой-то свой след. Одной из самых примечательных личностей Ангрена за всю его постсоветскую историю, на мой взгляд, был Дмитрий Тихонов.

Дима любил свой город. На день Победы, вместо с товарищами разъезжал по нему на мотоцикле с флагами – узбекистанским и российским; горожанам это нравилось, они громко приветствовали их. По образованию был биолог, изучал бабочек, но в 1990-е биология как наука в Узбекистане сдохла, он где-то преподавал, занимался торговлей. Затем стал правозащитником. В 2011-м судился с властями за право выезда из Узбекистана (его решили не выпускать в качестве участника научной экспедиции в одну из африканских стран). Отстоял своё право, съездил и вернулся. А потом еще и сделался журналистом, на протяжении ряда лет сотрудничая с такими изданиями как Uznews.net, Фергана и AsiaTerra (например, готовил статьи об ангренских немцах).

Со сбором необходимой информации у него всё было на мази. Шествуя по Ангрену, он постоянно встречал знакомых, и после приветствия степенно спрашивал: «Ну, как там на разрезе?» «А вот так-то», – начинали ему сразу жаловаться.

Полученные сведения Дима живо преобразовывал в статьи. Его энергии можно было позавидовать: через какое-то время в новостных сводках из Узбекистана Ангрен вышел на второе место после столицы с её двумя с половиной миллионами жителей; хороший пример того, на что способна отдельная творческая единица.

«Если бы тебя переселили в какой-нибудь кишлак, он стал бы вторым по значимости новостным центром, — говорил я ему. — «У такого-то украли козу»; «Милиция незаконно задержала двух сельчан»; «В цистерну не привозят воду…» Дима в ответ усмехался.

Его правозащитная деятельность была посвящена выявлению принудительного труда при сборе хлопка. Он ездил по полям, снимал видеосюжеты, которые отсылал организациям, боровшимся с хлопкорабством. Искал местные газеты, где тупо информировалось, что в такой-то район отправлено столько-то сборщиков хлопка – учителей и медиков. Узбекское правительство продолжало врать, что принудительного труда нет, но после публикации доказательств отбрёхиваться ему было труднее.

В марте 2015-го именно Тихонов снял на видео снос памятника воинам-ангренцам. Его появление в сети вызвало сильный резонанс, уничтожение монумента долго оставалось главной темой разговоров. Но это власти бы еще потерпели, он же стал требовать привлечь виновных в ответственности и принести ветеранам извинения, а также начал собирать подписи за восстановление памятника и подготовил заявление о проведении публичной акции протеста. То есть, ПРИСТУПИЛ К ОРГАНИЗАЦИИ МАСС. У городских властей начался мандраж – и на него немедленно посыпался поток обвинений, причем, его обвинили и в разжигании межнациональной розни, и в том, что он вбивает клин между Россией и Узбекистаном в пользу США, «получая за это свои 33 сребреника».

5

источник

1 комментарий

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.